Противоречие в обществе к зарождению жизни и к смерти

 Неприкосновенной является невинная человеческая жизнь.

То есть ни в коем случае нельзя пресекать человеческую жизнь произвольно, без вины. Недопустимо и отнимать жизнь по каким-то прагматическим или технологическим соображениям – например, ради «эффективности» и «экономии».

Отсюда недопустимость аборта – как любого другого убийства.

 Отнятие жизни на справедливой войне или в качестве наказания за преступление на основании справедливого закона – это принципиально иное явление.

В нравственном смысле это не убийство как вид агрессии в отношении чужой жизни. Это вынужденная самозащита от посягательства со стороны агрессора – на жизнь и бытие твое собственное, твоих близких, твоего народа.

Как ни парадоксально, но и недопустимость аборта или иного убийства, и принципиальная допустимость и справедливость отнятия жизни на войне или в наказание за тяжкое преступление, опираются на одно и то же основание – на предельно серьезное отношение к ценности человеческой жизни (как индивидуальной, так и «общей») и ее достоинства.

 Святость жизни делает любое произвольное посягательство на нее категорически недопустимыми.

Но эта же святость жизни может лишить этой онтологической защиты тех, кто произвольно посягает на жизнь других невинных людей.

Это не противоречие. Это два аспекта, две «правовых проекции» одного и того же глубинного принципа.

Собственно, именно на это указывает и библейский текст, к которому восходят те представления о смертной казни, которые характерны для последовательной христианской традиции: «Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека: ибо человек создан по образу Божию» (Быт. 9, 6).

То есть и представление о святости жизни, и убеждение относительно возможности смертной казни в особых случаях опираются в христианской традиции на одно и то же основание. Это вполне целостный взгляд, в нем нет противоречий.

P. S. Что до китайской традиции, то, увы, для нее характерно очень прагматическое, если хотите, «технократическое» отношение к человеческой жизни со стороны именно государства — как к «ресурсу». Это совсем другой взгляд.

Поэтому здесь мы видим и принудительные аборты, и запрет абортов, и смертные казни — просто в зависимости от того, каковы практические потребности государства в данный момент. Христианское этическое сознание с этим взглядом согласиться не может в принципе, при всем моем уважении к китайской цивилизации.

Противоречие правовых норм наблюдается в большинстве стран мира.
Формирование правовых норм, конечно, весьма сложный процесс, однако в своих этических границах оно «плюс/минус» согласуется с этическими границами общества. Именно внутренние этические противоречия обществ и отражение в праве различных ценностных представлений меня и интересует.

Не буду брать философию войны — это отдельный предмет, который, как известно, имеет самые разные представления в зависимости от многообразия трактовок понятия «справедливость». В войне может присутствовать жертвенность ради спасения жизни, определенного рода состязательность, исход которой еще с древних времен относили на промысел и суд Божий. Этого ничего нет ни в аборте, ни в казни, так как нерожденный человек еще невинен, а казнь совершается над человеком, возможность опасных деяний которого в будущем уже купированна (на время или пожизненно). Поэтому я бы не объединял проблематику войны и проблематику казни воедино.

Казнь и аборт имеют значительно больше общего, хотя бы в том, что это волевое целенаправленное отобрание жизни. И здесь, действительно, все многообразие представлений располагаются в границах определенного континуума.

Ниже — мое видение ситуации

Взгляд на смертную казнь в рамках традиционной культуры вообще – и христианской, в том числе православной, традиции, в частности – тесно связан с представлением об отнятии жизни на справедливой войне.

Смертная казнь тяжкого преступника по справедливому закону, отнятие жизни на справедливой войне или при самозащите от агрессора – явления именно одного порядка.

Во всех трех случаях речь идет о мере крайней, вынужденной, направленной на защиту человеческой жизни или всего того, благодаря чему живет и продолжается в истории народ, общество в целом.

Если смотреть с христианской точки зрения, то есть у этих трех случаев и другие важные общие черты – в частности, все они прямо предусмотрены законами Бога – Владыки и Источника всякой человеческой жизни, Который имеет полное право ею распоряжаться. Но даже если оставить богословское измерение за скобками – все остальное вполне в силе.

Противоречие начинается ровно с того момента, когда смертная казнь начинает рассматриваться не как акт вынужденной самозащиты общества от того, кто посягает на его существо, а как акт политический.

Как просто убийство неугодного или неудобного человека по политическим мотивам по желанию носителя власти или законодателя.

И вот в этом случае, понятное дело, это уже будет нарушением естественного закона. И да, будет противоречить принципу святости человеческой жизни и достоинства.

Мне кажется, что подсознательно слишком многие вот так вот и смотрят и на смертную казнь в частности, и на уголовное правосудие в общем. И, к сожалению, конечно же, и исторические государства – и нынешние государства – нередко давали и дают повод именно для такого восприятия уголовного правосудия.

Но такое уголовное правосудие правосудием уже не будет.

Как не будет правовой системой система, при которой законодатель считает, что может просто управлять действиями людей и устанавливать для них любые нормы, по своему усмотрению, потому что счел их правильными или полезными.

При такой системе, разумеется (и тут были правы средневековые теоретики!) закон перестает быть законом, став беззаконием в одежде закона.

И когда у закона, правосознания и поведения власти такой дух, даже гораздо более мягкие нормы и действия, формально оставаясь в рамках допустимого и нормального в области права, внутреннее свое существо как «воплощения правды и справедливости» утрачивают. Они становятся формой простого произвола власти — а никакая власть никогда (!) права на «просто произвол» не имеет и иметь не может.

Но, вместе с тем, возможность такого злоупотребления никак не может отменить или изменить сам верный принцип.

Как не отменяет его и то, что смертная казнь, вообще говоря, нежелательна и должна оставаться крайней и вынужденной мерой.

Но это как раз-таки верно и для отчаянной самозащиты, ведущей к убийству агрессора, и для войны. Она тоже нежелательна и должна оставаться крайней мерой.

Однако – и это важный момент – когда применение таких крайних мер становится необходимым, оно не нарушает ни естественного закона, ни святости человеческой жизни, ни нравственные нормы.

Более того, именно естественный закон и нравственные нормы, святость жизни и достоинства в таких случаях вынуждают на подобные крайние меры идти.

Источник: ТГ Канал «ПАРФЕНТЬЕВ.КЛУБ»